Я пришёл сюда нахальный, голодный и шустрый, но я был человеком и жил радостно. Я и теперь нахальный, голодный и шустрый, но я больше не радуюсь, я только веселюсь, иначе в этом доме взбесишься!

Сон навалился на меня сразу же, как измученный долгим ожиданием душитель, несколько часов прятавшийся в темноте спальни с подушкой наготове.

– Вы сомневаетесь в справедливости нашего дела, сэр?
– И что же это за дело, сэр? Свобода или тирания?

Лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы – все это, доктор, утомило меня до болезни. Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя.

Человек, братец ты мой, всё равно что самовар. Не всё он стоит в холодке на полке, но, бывает, и угольки в него кладут: пш… пш!

– Почему вы так рьяно выступаете против нынешнего правительства? Разве другое будет намного лучше?
– Кто-то же должен бороться за идеалы добра и справедливости?.. Однако основная масса слишком инертна. Ей наплевать на всё, кроме собственного благополучия и личного покоя. В сытой спячке народ может допустить даже приход фашизма.

Откуда приносит столько печали Ветер, что продолжает дуть между нами? Если в небе, куда глядим мы сквозь слезы, Все так пугающе ясно.

Словеса чудес, чудеса словес – Иглы птиц штопают небеса. Словно тает лес, и теряет вес все, Во что ты не веришь сам. На таком пути может нас спасти, Может всех спасти лишь одна любовь, Коль в нее поверишь вновь.

Болезнь моя только в том, что за двадцать лет я нашел во всём городе только одного умного человека, да и тот сумасшедший!